Вышиванка для Маугли - Страница 5

- «Стаття 3. Людина, її життя i здоров`я, честь i гiднiсть, недоторканнiсть i безпека визнаються в Українi найвищою соцiальною цiннiстю. Утвердження и забезпечення прав i свобод людини є головним обов`язком держави».

- Где тут про нацию? Человек и его права, а не нация с ее траханными интересами, является высшей ценностью. А ты только что оскорбил достоинство гражданки этой страны. Пошли - извинишься перед девушкой. Бегом – мне некогда!

Они снова, таким же макаром, вернулись к кассе. Карпуха держал уши так, что, казалось, сейчас их оборвет – это была мертвая хватка. И дядька чувствовал, что с ним не шутят.

- Вибачте, я помилився… - пролепетал он. Перепуганная продавщица поспешно кивнула.

Карпуха отпустил. Дядька выпрямился – он стал похож на огромного Чебурашку с красными локаторами. Он посмотрел на Карпуху, потом немного удивленно вокруг.

- Запомни, - сказал ему Карпуха. – Твоя Украина, это то, что у тебя записано в твоем паспорте – метраж и еще частные твои сотки. И всё! А остальная Украина такая же твоя, как и её. И как моя. Она принадлежит всем. И чтоб ты больше не позорил ее – многонациональную и свободную – своими титульными потугами. Ты понял? Ты – грязная закладка, а не титул.

- Поняв, - ответил мужик, всё еще не веря, что его держал только этот шкет и никого больше не было. Ему казалось, что если он сейчас что-то не то ответит или сделает, то обязательно откуда-то появятся два бугая и опять потащат к стеллажам.

Карпуха посмотрел на часы, потом на меня и сказал:

- О, время! Нам пора. Веди меня к очередному нацыку – сегодня у них черный день!

Мы вернулись в кафе. Я хотел представить их друг другу, но не успел. Увидев Прокопчука, который был в вышиванке, надетой под пиджак, Карпуха расплылся в широкой доброжелательной улыбке.

- А ну-ка, поворотись-ка, сынку! – сказал он Прокопчуку на манер Тараса Бульбы. – Экий же ты смешный стал!

Богдан немного смутился – они ведь виделись с Карпухой впервые.

- Да он такой и был всегда, - ответил я. – Любой человек имеет право одеваться, как он хочет.

- Нет возражений, пусть носит вышиванку хоть поверх фрака, - согласился Карпуха, он вообще умел легко соглашаться, когда был неправ.

Мы заказали кофе.

Розовощёкая официанточка, записав наш заказ, спросила, не желаем ли мы к кофе пирожные?

- А какие самые-самые, на ваш вкус? – спросил я.

- А я их не ем – у меня такая конституция, что я быстро набираю вес.

- Да плюньте вы на эту конституцию! – вмешался Карпуха. – Какой там у нее вес? Даже суд конституционный на нее кладет.

Официантка не зная, что ответить, быстро ретировалась, и у нас начался экзамен.

- А скажи-ка мне, пан Богдан, - взял быка за рога Карпуха, – как ты считаешь – правильно, что государство полезло заниматься кинотеатрами – субтитры, переводы?

- Нет, не правильно, - ответил спокойно Прокопчук. – можно возрождать украинскую культуру, но не за счет уничтожения других культур. И потом еще - это личное право владельцев - показывать то, что они хотят - хоть на монгольском, хоть на Азбуке Морзе, хоть только одними жестами.

Карпуха посмотрел многозначительно на меня.

- Второй вопрос. Нужно ли сажать за злостное непризнание факта голодомора?

- Нет, конечно. Сажать можно только за насилие и за призыв к нему или к дискриминации. Но не за трактовку истории. Об этом пусть спорят историки. А любой человек может отвергать не только голодомор, но и то, что Земля круглая. В Англии, я читал, есть общество считающих Землю плоской – и никто их не только за решетку не сажает, но даже в дурку не отправляют.

Карпуха снова посмотрел на меня – уже с уважением. Я кивнул, мол, а что ты думал, привел тебе, кого ты хотел – Людыну, а не мавпу.

И вопрос третий.

- Имеет ли право человек, где бы он ни жил, на высшее образование на родном языке?

- Да. Мало того, те, кто этому противоборствуют, должны быть наказаны.

- А если большинство проголосовало, что все должны учиться на украинском?

- Не имеет значения! Есть вопросы, которые голосовать нельзя. Нельзя, например, голосовать на ком кому жениться. И даже если 99 процентов граждан Украины решат, что я должен жениться, например, на бабке Параске, то я пошлю всех нах и выберу ту женщину, которую люблю я и которая любит меня. Нельзя голосовать, в какого Бога мне верить, что мне есть и пить и, конечно же, на каком языке мне говорить и получать информацию. Потому что всё это – мои личные неголосуемые права, которые выше интересов любых общественных групп, даже всего мира! И то же самое касается прав каждого.

Карпуха вскочил со своего места, подошел к Прокопчуку и крепко обнял его.

- Брат! Я счастлив! – сказал он. – Честно скажу – не ожидал. Ты теперь знай, если хоть один гад хоть где-то хоть в чем-то нарушит твои этнические права, например, посмеется над одеждой, то помни – я на твоей стороне! Потому что сила, брат, не в правде – правда у каждого своя. Сила, она - в равенстве.

Под вечер Богдан уехал. А утром на следующий день ко мне домой завалился сияющий Карпуха с ящиком «Закарпатского» коньяка и двумя коробками «Львовских» конфет.

- А почему две? Мы же про одну договаривались.

- А это бонус тебе. За то, что не позволил мне окончательно разочароваться в человечестве. А то я уже, и в самом деле, начал думать, что всё безнадёжно и мир погибнет из-за всех этих варваров. Жалко мне эту планету – сил нет. Я рад, что ошибался, но теперь знаю - нацыки всё-таки могут становиться людьми.

- Да ладно, всё в порядке. Садись, отметим спасение Земли, - усмехнулся я.